Оранжевая Мама

В России не принято пускать родителей в реанимацию к детям. Даже если дети этого хотят. Даже если психологи говорят, что это нужно для выздоровления. Даже если это последний шанс увидеть друг друга. Надежда Пащенко пошла войной на детские реанимации — войну она проиграла, хоть и выиграла битву. О том, что происходит с родителями и детьми в критические моменты, узнала Светлана Рейтер

Рыжеволосая Надежда Пащенко, консультант по грудному вскармливанию при центре поддержки и развития семьи «Свои», родила своего третьего ребенка Мишу 6 декабря 2010 года.

Ровно через год он умер в отделении реанимации Тушинской детской больницы.

Мы встречаемся с Пащенко через два месяца после его похорон в центре «Свои». На полках большой игровой комнаты расставлены игры Jenga и Twister, в соседнем шкафчике лежат яблочная пастила и деревянные самодельные игрушки.

Третья беременность Надежды была легкой, но на сроке в двадцать восемь недель УЗИ в женской консультации выявило серьезный генетический порок развития плода: синдром Арнольда – Киари, аномалию развития головного мозга в сочетании с грыжей мозга спинного.
В консультации Надежде предложили направление на искусственные роды по медицинским показаниям — то есть аборт. Если поговорить с ней хотя бы десять минут, становится понятно, почему от прерывания беременности Пащенко наотрез отказалась.
Своих дочерей, десятилетнюю Машу и семилетнюю Катю, Надежда рожала дома, и к официальной медицине относится скептически, считая, что та слишком узко смотрит на человека. «Даже если бы я узнала про порок Миши на ранних сроках беременности, то это бы ничего не изменило. Я бы все равно стала рожать».
Узнав диагноз, Надежда пошла на консультацию к нейрохирургам больницы имени Сперанского. Ей сказали, что степень тяжести порока будет видна только после родов, и «если это синдром Арнольда – Киари второй степени, то в больнице Сперанского сыну сделают операцию на вторые сутки жизни. А если это синдром четвертой степени, то ребенок даже вздохнуть не сможет и умрет сразу же. Промежуточного этапа нет, но если мальчик самостоятельно сделает первый вдох, то он сможет дышать и дальше».
Рожать Надежда начала дома, на самом подходе вызвав cкорую помощь. После родов Миша самостоятельно задышал, и в ту же ночь ему сделали операцию в больнице имени Сперанского. Полтора месяца он находился вместе с Надеждой, в отдельной палате, а потом их выписали домой.
Рассказывая о Мише, Надежда до сих пор употребляет местоимение «мы». Так делают все молодые мамы, даже если их детей больше нет. Надежда возила Мишу к массажистам, остеопатам и рефлексотерапевтам, и до полугода ее сын развивался совершенно нормально. Потом развитие остановилось: «На обследовании выяснилось, что необходима дополнительная операция спинного и головного мозга, и нас положили в НИИ нейрохирургии Бурденко. После операции Мише поставили аппарат искусственной вентиляции легких, и он три месяца лежал в реанимации».
Все время Надежда находилась рядом с ним: «Меня пускали к сыну на любое время, я его и пеленала, и кормила, и разговаривала с ним. Я даже представить себе не могла, что есть места, где все устроено по-другому. Я не знала, что есть в Москве больницы, где мать своего ребенка не видит».
Про то, что в Москве есть «места, где все устроено по-другому», Надежда выяснила довольно быстро: буквально через месяц после того, как Мишу выписали из реанимации центра нейрохирургии, у него началась пневмония, и его госпитализировали в детскую Тушинскую больницу.
Их отвезли в Тушинскую больницу в ноябре прошлого года. «Мы туда приезжаем, одиннадцатимесячного ребенка у меня отбирают, кладут в реанимацию, а меня не пускают. Три дня я потерпела, а потом говорю: «Почему же нельзя?» Врачи сказали, что по правилам больницы не положено».
Две недели она сидела под дверью реанимационного отделения, задавая каждому врачу один вопрос: «Как там мой мальчик?» В ответ слышала: «Состояние тяжелое. Руки мальчика привязаны, чтобы он катетеры от капельниц случайно не вырвал. Кормят через зонд».
«Я как представила себе эту картину, так и пошла на войну. А врачам сказала: «Отправьте своего ребенка в пионерский лагерь на месяц, не звоните ему и не пишите. Вы же изведетесь! А теперь представьте, что вашего ребенка привязали к кровати и вы его вообще не видите!»
Перед тем как идти на бой с московским здравоохранением, Надежда провела разведку на форумах молодых мам и на сайтах «Одноклассники» и «ВКонтакте». Она искала женщин, которых не пускали в реанимации районных больниц к собственным детям. И оказалось, что их подавляющее большинство. А те счастливицы, которым разрешали зайти в реанимацию к детям хотя бы на десять минут, пускали ради этого в ход деньги и связи.
И главный кошмар российских мам выглядит так: твоего пахнущего молоком малыша забирают в больницу люди в белых халатах, а дальше — тишина.
На тех же форумах Надежда выкладывала описания всех этапов своего крестового похода.
Вот она написала письмо Елене Малышевой, ведущей программы «Жить здорово». «А кому же еще писать?» — удивляется она. Малышева не ответила, и Пащенко обратилась за помощью к детскому хирургу Леониду Рошалю, директору НИИ неотложной детской хирургии и травматологии. Тот сказал, что Надежде обязаны пойти навстречу и не только пустить ее к Мише, но даже поставить для нее в отделении реанимации диванчик... (Читать дальше...)